СТРАННОЕ ДЕЛО

(Друг мой, О.С.Ч.)

Действующие лица:

Николай Гаврилович Чернышевский.

Ольга Сократовна Чернышевская

Иван Фёдорович Савицкий

Сибирский губернатор

Винников, секретарь губернатора

Иван Фёдорович Савицкий

Жандарм

Надзиратель

Официант

Молодые люди и девушки

 

Действие 1

Явление 1

Саратов. Танцевальный зал. Молодые люди и девушки танцуют, веселятся. Среди девушек своим шумным, весёлым, свободным поведением выделяется Ольга Сократовна. Она в центре внимания молодых людей, смеётся и шутит с ними. Чернышевский (молодой, без бороды, но в очках) стоит в стороне, у стенки с немного растерянной улыбкой. Он не сводит глаз с Ольги Сократовны.

Явление 1

От Ольги Сократовны отходит молодой человек и подходит к Чернышевскому.

Молодой человек. Бойкая барышня!

Чернышевский. А? Да, конечно! Свободная барышня!

Молодой человек. В Петербурге, чай, таких (хихикает) свободных хоть пруд пруди?

Чернышевский. Не знаю. Я, пока учился, с барышнями общался мало. А, впрочем, наверное…

Молодой человек. А у нас, в Саратове, из благородных, конечно, одна Ольга Сократовна такая. Так сказать, единственная в своём роде.

Чернышевский. Действительно, единственная… Необыкновенная девушка!

Молодой человек. Каково-то будет потом её мужу с такой… необыкновенной!

Чернышевский. Он будет счастливейшим человеком!

Молодой человек (усмехаясь в сторону и изображая над головой знак, напоминающий рога). Вы находите?

Чернышевский. Я в этом глубоко убеждён!

Молодой человек. Так отчего же Вам не попытаться?

Чернышевский. Я только об этом и мечтаю. Но имею ли я право?

Молодой человек отходит в сторону и крутит пальцем у виска.

Явление 2

Официант разносит шампанское. Все берут бокалы. Чернышевский отказывается от бокала.

Чернышевский (официанту). Простите, я не пью. Это вредно для разума.

Официант, усмехаясь в сторону, отходит.

Ольга Сократовна стучит по бокалу, требуя внимания.

Голоса собравшихся. Тише! Тише! Тост!

Ольга Сократовна. Господа! Я поднимаю этот бокал… за свободу!

Голоса собравшихся. Однако! Вот так тост!

Одни выпивают, некоторые отходят с бокалами в сторону, качая головой.

Чернышевский поспешно подходит к официанту, берёт бокал.

Чернышевский. За свободу!

Чернышевский выпивает шампанское, морщится, кашляет.

Находящиеся рядом с Чернышевским, смеются. Кто-то хлопает его по спине.

 

Явление 3

Чернышевский подходит к Ольге Сократовне. Теперь он ведёт себя более раскованно, но несколько неловко, как слегка пьяный.

Чернышевский. Позвольте пригласить Вас на танец.

Ольга Сократовна ставит бокал, внимательно, оценивающе смотрит на Чернышевского.

Ольга Сократовна. Извольте.

Чернышеский и Ольга Сократовна танцуют. Чернышевский неуклюж, постоянно сбивается, шёпотом считает такты, в конце концов, наступает Ольге Сократовне на ногу. Ольга Сократовна слегка вскрикивает. Чернышевский и Ольга Сократовна останавливаются в центре зала. Остальные продолжают танцевать вокруг них.

Чернышевский. Простите, я не нарочно.

Ольга Сократовна. Надеюсь, что так.

Чернышевский. Вообще-то я не танцую. Довольно глупое занятие.

Ольга Сократовна. Вот как? А зачем же Вы меня пригласили для этого глупого занятия?

Чернышевский. Я решил с Вами поговорить. Наедине.

Ольга Сократовна. О чём же?

Чернышевский. Начну откровенно и смело: я пылаю к Вам страстною любовью, но только с условием, если то, что я предполагаю в Вас, действительно есть в Вас.

Ольга Сократовна. Однако… Такое странное признание я слышу впервые. И что же такого Вы предполагаете во мне?

Чернышевский. Любовь к свободе!

Ольга Сократовна. И этого достаточно? А остальное?

Чернышевский. Всё остальное следует из этого.

Ольга Сократовна. Немного же Вы требуете! Вообще-то мужчины обычно ждут не свободы, а покорности. По крайней мере, от жены.

Чернышевский. Это всё предрассудки, любое существо стремится к свободе! Им бы растолковать, что к чему, объяснить, как жить и что делать…

Ольга Сократовна. А жёны меняют родительскую власть на власть мужа. Я к этому не стремлюсь.

Чернышевский. Уверяю Вас, что в моей… в нашей семье будет полное равноправие и свобода для обоих!

Ольга Сократовна. Уже в нашей?

Чернышевский. Да! Я увезу Вас в Петербург. Согласитесь, что Вам тяжко здесь, в Саратове. Для меня здесь тоже нет настоящего дела.

Ольга Сократовна. Звучит заманчиво. Смотрите, не раскайтесь. А то вдруг я соглашусь!

Чернышевский. Только я должен Вас предупредить о том, что Вас может ждать, если Вы свяжете свою жизнь со мной. Это будет… невесело.

Ольга Сократовна. И что же Вы собираетесь делать? Пьянствовать? Бить жену? Изменять ей?

Чернышевский. С моей стороны было бы низостью, подлостью связывать с своей жизнью ещё чью-нибудь, не предупредив… Я не уверен в том, долго ли буду я пользоваться жизнью и свободою. У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы и посадят меня в крепость, бог знает, на сколько времени. Я ожидаю их, как благочестивый христианин ежеминутно ожидает страшного суда. Я говорю в классе такие вещи, которые пахнут каторгой.

Ольга Сократовна. Да, я слышала об этом.

Чернышевский. И Вас это не пугает?

Ольга Сократовна. Ничуть! Люблю смелых мужчин!

Чернышевский. И я не смогу отказаться от этого образа мыслей.

Ольга Сократовна. Почему же? Неужели в самом деле не можете вы перемениться? Хотя бы для меня?

Чернышевский. Даже для Вас! Это лежит в моём характере, ожесточённом и недовольном ничем, что я вижу кругом себя.

Ольга Сократовна. Даже мной?

Чернышевский. Конечно, нет! Вы не в счёт!

Ольга Сократовна. Уже не в счёт?

Чернышевский. Я не так выразился… (непринуждённо, как будто между прочим). Вам известно, что у нас будет скоро бунт, а я буду непременно участвовать в нём. (Постепенно воодушевляясь, говорит громче, пары перестают танцевать, слушают его с изумлением, некоторые отходят подальше). Да-да, непременно будет! Неудовольствие народа всё растет. Нужно только одну искру, чтобы поджечь всё это... А если вспыхнет, я не буду в состоянии удержаться. Я приму участие. Меня не испугают ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня!

Ольга Сократовна. Потише! Или Вы хотите попасть к жандармам прямо сейчас?

Чернышевский. Вы понимаете, что Вам… моей гипотетической жене необходимо быть сильной?

Ольга Сократовна. А, что, меня, то есть Вашу гипотетическую жену, тоже посадят в крепость?

Чернышевский. Послушайте историю Искандера, Герцена. Через несколько времени после его женитьбы являются жандармы, берут его. Жена его была беременна. Извините, что я говорю такие подробности.

Ольга Сократовна. Ничего, у меня, как-никак, отец врач.

Чернышевский. От испуга у неё родится сын глухонемой. Наконец, его выпускают. Но потом арестовывают опять. Жена, услышав об этом, падает мёртвая! (После паузы, скорбно-патетически) Вот участь тех, которые связывают свою жизнь с жизнью подобных людей!

Ольга Сократовна. Не беспокойтесь! Я замертво не упаду!

Чернышевский. Теперь я вижу, что моё предположение верно, и теперь я обожаю Вас безусловно.

Ольга Сократовна. Рада, что Вы не ошиблись! Что ж, раз я свободна, пойду свободно предаваться глупому занятию!

Ольга Сократовна возвращается на то место, где стояла раньше. Чернышевский остаётся в центре зала среди танцующих. На него натыкаются, над ним посмеиваются, но он этого не замечает. Ольгу Сократовну вновь окружают молодые люди. С одним из них она начинает танцевать. Счастливый Чернышевский наблюдает за ней.

 

Действие 2

Санкт-Петербург. Квартира Чернышевских. Сцена разделена на 2 части: кабинет Чернышевского и комнату Ольги Сократовны.

Явление 1

Чернышевский в домашнем халате, обложенный книгами, пишет за столом, время от времени прихлёбывая чай.

Нарядная Ольга Сократовна в дверях своей комнаты. За дверью слышны мужские голоса, смех.

Ольга Сократовна. Уже поздно, господа! Мы мешаем Николаю Гавриловичу! До завтра.

Ольга Сократовна закрывает дверь, устало садится перед зеркалом, начинает снимать украшения.

Дверь её комнаты открывается, тихо заходит Савицкий, становится за спиной Ольги Сократовны.

Ольга Сократовна. А, это ты!

Савицкий. Конечно, я! Мы же договаривались… Муж ещё не спит?

Ольга Сократовна. Куда там! Хотя бы к утру уснул! Какого здоровья может достать надолго при такой работе? Придёшь поутру звать его пить чай, он сидит и пишет, уверяет, что недавно проснулся; потом пьёт чай, а у самого слипаются глаза; как же поверить ему, что он спал?

Савицкий. А ты хоть знаешь, о чём он пишет?

Ольга Сократовна. Я его статей не читаю. Вот, принёс вчера, а мне было недосуг. А потом смотрю – в корзине лежит (кивает на мусорную корзину). Сама не помню, как её туда выбросила.

Савицкий. А, между прочим, он пишет такие вещи, которые пахнут крепостью…

Ольга Сократовна. Знаю, он меня предупреждал.

Савицкий. Стоит задуматься о будущем…

Ольга Сократовна. Не люблю думать о нём! Хочу ещё немного побыть весёлой и молодой!

Савицкий. Ты уверена, что он не зайдёт, не устроит сцену?

Ольга Сократовна. Он? Сцену? Не смеши меня!

Савицкий. Какой же он после этого мужчина!

Ольга Сократовна (серьёзно). Удивительный мужчина… Он никогда сюда не зайдёт без моего разрешения, потому что уважает меня, потому что я свободна!

Савицкий. Не понимаю. Свободна, и в браке! Может, он ничего не знает, не замечает за своими книгами?

Ольга Сократовна. Всё он знает…

Савицкий. Не понимаю!

Ольга Сократовна (грустно). И не поймёшь…

Савицкий становится перед Ольгой Сократовной на одно колено.

Савицкий. Оленька, я хочу с тобой серьёзно поговорить! Я думаю, что пришло время кончать с этой неопределённостью. Уедем со мной!

Ольга Сократовна. Прямо сейчас?

Савицкий. Прямо сейчас!

Савицкий встаёт, тянет её за руку к двери.

Ольга Сократовна. Пусти!

Савицкий. Нас никто не догонит!

Ольга Сократовна. Нас никто и не будет догонять! Но прежде, чем уйти, я должна сказать об этом мужу!

Ольга Сократовна выходит из комнаты.

 

Явление 2

Савицкий некоторое время ходит по комнате. Потом останавливается, достаёт из корзины скомканную бумагу, смотрит в неё, качает головой.

Савицкий (читает скороговоркой). Барским крестьянам от доброжелателей поклон… Вы у помещиков крепостные, а помещики у царя слуги, он над ними помещик. Значит, что он, что они – все одно. А сами знаете, собака собаку не ест. Ну, царь и держит барскую сторону… Гм… Да тут не только крепостью пахнет…

Савицкий задумчиво сворачивает лист, убирает в карман, садится.

 

Явление 3

Ольга Сократовна нерешительно входит в кабинет Чернышевского.

Ольга Сократовна. Ты всё пишешь, бедный…

Чернышевский. Я совсем не устал.

Ольга Сократовна подходит к Чернышевскому сзади, обнимает его, целует в макушку. Чернышевский откладывает перо.

Ольга Сократовна (нерешительно). Я должна с тобой поговорить… об одном человеке…

Чернышевский. Об Иване Фёдоровиче?

Ольга Сократовна. Так ты всё знаешь?

Чернышевский. Что-то знаю, а о чём-то догадываюсь… Любовь живёт несколько лет. Твоя любовь ко мне, похоже, подходит к концу…

Ольга Сократовна (резко). Не говори так!

Чернышевский. А разве я не прав?

Ольга Сократовна. Нет! (растерянно). Я не знаю… Мы с Иваном Фёдоровичем… Словом, он хочет, чтобы я ушла к нему!

Чернышевский. И что же ты собираешься делать?

Ольга Сократовна. Ты так спокойно об этом спрашиваешь?

Чернышевский. Ты вольна выбирать себе жизненный путь. Я же хочу одного: чтобы ты была счастлива. И буду рад, если ты обретёшь счастье. С ним или со мной. Я приму любое твоё решение.

Чернышевский встаёт, прохаживается, постепенно начинает говорить, как будто высупая перед аудиторией.

Чернышевский. Подумай о будущем! Помни, что меня каждый день могут взять... У меня ничего не найдут, но подозрения против меня будут весьма сильные. Что же я буду делать? Сначала я буду молчать. Но, наконец, когда ко мне будут приставать долго, это мне надоест, я выскажу свои мнения прямо и резко. И тогда я едва ли уже выйду из крепости… А Иван Фёдорович – он надёжный человек. Такой в крепость не попадёт. (С усмешкой) Разве что по службе!

Ольга Сократовна некоторое время стоит, не шелохнувшись. Потом делает движение к двери, но останавливается и бросается к Чернышевскому.

Ольга Сократовна. Я не могу!

Чернышевский. Спасибо, голубушка!

Чернышевский и Ольга Сократовна стоят обнявшись.

Ольга Сократовна. Я пойду… Только скажу ему, что остаюсь с тобой!

Чернышевский. Иди. И спокойно обдумай ещё раз, с кем ты будешь счастливее… А мне ещё нужно поработать.

Ольга Сократовна выбегает.

Чернышевский снова садится за стол, отхлёбывает чай и берётся за перо.

 

Явление 4

Ольга Сократовна входит в свою комнату. Савицкий вскакивает.

Савицкий. Едем!

Ольга Сократовна. Нет.

Савицкий. Понимаю, тебе нужно собраться, подготовиться…

Ольга Сократовна. Я никуда не поеду.

Ольга Сократовна садится.

Савицкий. Как, не поедешь? Ведь мы же говорили об этом…

Ольга Сократовна. Я передумала! Я остаюсь с Николаем Гавриловичем!

Савицкий. Но, почему?

Ольга Сократовна. Просто я так хочу! Ведь я свободна!

Ольга Сократовна изменяет позу на более непринуждённую.

Савицкий. Теперь я понимаю: тебе нужна та свобода, которую не даст ни один нормальный мужчина. Свобода встречаться с кем хочешь, когда хочешь и заниматься с ним, чем пожелаешь! Что ж, ищи себе другого… (язвительно) друга!

Ольга Сократовна. Ничего-то ты не понял…

Савицкий выходит, хлопнув дверью.

Ольга Сократовна. Тише! Николай Гаврилович работает!

 

Действие 3

Санкт-Петербург. Камера Петропавловской крепости. Обросший Чернышевский в арестантской одежде сидит за маленьким столиком и пишет.

Скрипит засов. Чернышевский с надеждой оборачивается к двери. Дверь отворяется. В камеру вбегает Ольга Сократовна. В дверях остаётся стоять надзиратель.

Ольга Сократовна (надзирателю). Хоть бы отвернулся, уши заткнул.

Надзиратель. Не положено!

Чернышевский (Ольге Сократовне). Пусть себе смотрит и слушает. Авось, чему-нибудь научится. У нас с тобой тайн нет.

Ольга Сократовна. Сколько я добивалась этого свидания – никак давать не хотели!

Чернышевский. Пришлось поголодать, чтобы разрешили.

Ольга Сократовна. Ты ради этого голодал? Ради того, чтобы меня увидеть?

Чернышевский. Пришлось объявить голодовку… Ничего, для здоровья даже полезно…

Ольга Сократовна. Полезно! Ты и так – кожа да кости! Ты мог заболеть, умереть из-за этого!

Чернышевский. Не мог же я терпеть лишения меня законного права на свидание!

Ольга Сократовна. Так ты ради меня голодал или ради законного права?

Чернышевский. Одно другому не мешает.

Ольга Сократовна. Никогда не могу понять, что для тебя важнее, я или это, другое…

Чернышевский. Конечно, ты… А что до другого – в тебе я, в некотором роде, вижу его лучшее воплощение.

Ольга Сократовна. Я бы предпочла, чтобы ты любил только меня, без примеси этого самого другого…

Чернышевский. Недавно были твои именины.

Ольга Сократовна. Ты в этот раз не забыл?

Чернышевский. Не забыл. И подготовил тебе подарок…

Ольга Сократовна. Здесь? Подарок?

Чернышевский. Приобрести что-то, как ты сама понимаешь, было здесь затруднительно. Но в этот день я начал писать книгу. Где же первый лист?

Чернышевский копается в бумагах, потом достаёт один лист и показывает Ольге Сократовне.

Ольга Сократовна (читает). Что делать? Другу моему, О.С.Ч. Другу? Это я О.С.Ч.?

Чернышевский. Конечно, ты.

Ольга Сократовна. Я для тебя друг?

Чернышевский. В первую очередь, друг.

Ольга Сократовна. А я думала, любимая…

Чернышевский. Друг и возлюбленная в одном лице. Это, можно сказать, идеальный случай. Так и должно быть в семьях.

Ольга Сократовна. А что за странное название такое, «Что делать?» Опять научный труд?

Чернышевский. На этот раз, беллетристика. Эту книгу будут читать, да ещё как!

Ольга Сократовна. Беллетристика? С таким-то названием?

Чернышевский. Чепуха в голове у людей, потому они и бедны, и жалки, злы и несчастны; надобно разъяснить им, в чем истина и как следует им думать и жить.

Ольга Сократовна. И ты думаешь в этой книге им всё это объяснить? И они станут жить лучше?

Чернышевский. Я в это твёрдо верю. Нужно только разъяснить им, что делать.

В продолжение разговора о книге надзиратель внимательно прислушивается, вытягивает шею, чтобы взглянуть на рукопись.

Чернышевский (кивает на надзирателя). Вот, хотя бы ему!

Надзиратель. Вести разговоры с караульным не положено!

Чернышевский (надзирателю). А ты и не говори. Только слушай. А потом, может, и книжку прочитаешь, и поймёшь, что делать… Вот, сам рассуди, хорошо ты живёшь, правильно?

Надзиратель опускает голосу, смотрит в пол.

Ольга Сократовна. Что делать… Разъяснил бы кто-нибудь, что делать теперь мне с нашими мальчиками…

Чернышевский. Вас не оставят в беде.

Ольга Сократовна. Кто не оставит?

Чернышевский. Хорошие люди… Особенные люди. А я…

Ольга Сократовна. Что ты?

Чернышевский. Если всё обернётся плохо, и я попаду в Сибирь, хотя (говорит подчёркнуто громко, глядя на надзирателя) законных оснований к этому никаких нет, (снова поворачивается к Ольге Сократовне) я буду зарабатывать беллетристикой, переводами, наконец, и отсылать всё вам…

Ольга Сократовна. Да разве в деньгах дело! Кто мальчикам отца заменит, а мне – мужа? Кто?!

Чернышевский (помолчав). Если всё так обернётся… Есть немало хороших людей, которые могли бы составить твоё счастье. Поэтому, если случится худшее, помни, что ты – абсолютно свободна.

Надзиратель в дверях иронически-непонимающе усмехается, качает головой.

Чернышевский (посмотрев на надзирателя, возвысив голос). И скоро придёт время, когда любая женщина будет столь же свободна. (Доверительно) Вот, скажем, твоя жена…

Надзиратель (усмехаясь). Да я бы ей такую свободу показал!

Надзиратель показывает кулак, затем спохватывается и снова становится по стойке смирно.

Ольга Сократовна (надзирателю). Тебе же запрещено разговаривать!

Чернышевский (надзирателю, иронично). Это только заключённым можно, а вам, свободным, никак нельзя.

Ольга Сократовна (Чернышевскому). Ты и сейчас выступаешь, как перед своими студентами.

Чернышевский. Нельзя упускать ни одной возможности донести свои взгляды. Я же тебе говорил: нужно только разъяснить им, что делать…

Ольга Сократовна. Что же я без тебя буду делать? Другого такого я никогда не найду…

Чернышевский. А, может, такого как я, и не надо? Может, с человеком, не столь странным, ты была бы счастливее?

Ольга Сократовна. Не говори так!

Надзиратель. Свидание окончено!

Ольга Сократовна. Так скоро?

Надзиратель (смущённо). Порядок такой…

Чернышевский (надзирателю, с усмешкой). Теперь по всей России порядок такой. Да только хорошо ли таким порядком?

Налзиратель смущённо смотрит в пол. Ольга Сократовна достаёт платок, вытирает слёзы.

Чернышевский (Ольге Сократовне). Скажу тебе одно: наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена всё ещё будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь.

Ольга Сократовна порывисто обнимает Чернышевского, потом выходит из камеры, сопровождаемая надзирателем. Дверь с лязгом захлопывается. Чернышевский смотрит на дверь. Затем садится за столик и погружается в бумаги.

 

Действие 4

Явление 1.

Вилюй. Маленький домик Чернышевского. В одной комнате с маленьким окошком под потолком расположены и стол с бумагами и книгами, и простая кровать, и кухня.

Чернышевский в тёплой одежде, валенках пишет и одновременно проговаривает написанное.

Чернышевский. Что касается меня, я здесь живу удобно: дом, в котором я помещаюсь, имеет большой зал и пять просторных комнат; всё это очень опрятно; совершенно тепло…

Чернышевский обводит взглядом комнату, иронически усмехается, дует на руки, пытаясь согреться, отхлёбывает из стакана чай, продолжает писать.

Чернышевский. Только повремени пока с исполнением желания приехать ко мне. Может быть, через год я попрошу тебя доставить мне счастье видеть тебя и детей. Но подожди, пока это будет моей просьбой к тебе. А до той поры повремени…

Чернышевский снимает очки, протирает глаза, моргает, некоторое время смотрит вдаль. Затем возвращается к письму.

Чернышевский. Милая, благодарю тебя за то, что озарена тобою жизнь моя... Я был бы здесь даже один из самых счастливых людей на целом свете, если бы не думалось, что эта очень выгодная лично для меня судьба слишком тяжело отзывается  на твоей жизни, мой  милый друг. Прощаешь ли мне горе, которому я подверг тебя?

Чернышевский берёт со стола лист бумаги, пробегает его глазами, потом медленно рвёт на мелкие клочки и возвращается к письму.

Чернышевский. Я написал недурную учёную сказочку, в которой изобразил тебя в виде двух девушек: если б ты  знала, сколько я хохотал сам с собой, изобретая разные шумные резвости младшей...

Чернышевский закрывает лицо руками и плачет. Потом вытирает слёзы, греет руки, продолжает писать.

Чернышевский. Сколько плакал от умиления, изображая патетические раздумья старшей!

Чернышевский грустно улыбается.

Чернышевский. Пишу и рву: беречь рукописи не нужно: остается в памяти всё, что раз было написано…

Чернышевский кашляет, отхлёбывает чай.

Чернышевский. Я совершенно здоров, по обыкновению. Прошу тебя, заботься о своём здоровье – единственном, что дорого для меня на свете… (некоторое время задумчиво сидит с пером, потом решительно продолжает). Не жди меня. Женщинам половое воздержание противопоказано медициной. А для мужчин… оно только на пользу!

 

Явление 2.

За сценой слышен смех Ольги Сократовны и весёлый мужской голос. Чернышевский резко поворачивается к двери, вскакивает, опрокидывает чернильницу. Он начинает стряхивать чернила с бумаг, вытирать руки об одежду.

В дом вваливаются раскрасневшиеся Ольга Сократовна и жандарм. Жандарм явно навеселе.

Ольга Сократовна бросается к Чернышевскому. Она порывисто обнимает, целует его. Чернышевский неловко обнимает её, стараясь не запачкать чернильными руками.

Жандарм по-хозяйски осматривается по сторонам, усаживается на стул, с любопытством наблюдает за Чернышевским и Ольгой Сократовной.

Жандарм. А не выпить ли нам с дороги? Совсем продрогли, черти бы подрали этот мороз!

Чернышевский. Извольте чаю! Как это я сам не подумал! Мы здесь только чаем и спасаемся!

Чернышевский отходит от Ольги Сократовны, берёт чайник, начинает суетливо возиться с ним.

Жандарм. Хм… Чай? А что-нибудь покрепче имеется?

Чернышевский. Вы имеете в виду алкоголь?

Жандарм (усмехаясь). Водку, конечно!

Жандарм. Оставить вас без надзора? А потом – поминай, как звали?

Чернышевский (иронически). Триста вёрст по тундре? Пешком?

Ольга Сократовна (жандарму). Ну, прошу Вас, как благородного человека, дайте нам с Николаем Гавриловичем побыть наедине!

Жандарм подходит к Ольге Сократовне.

Жандарм. Только ради Ваших прекрасных глаз!

Жандарм берёт её руку, целует, долго не отпускает.

Жандарм (Чернышевскому). Как пройти к этим Вашим… каторжникам?

Чернышевский. Ссыльным. В соседнем доме, как выйдете, направо, тут и они.

Жандарм с усмешкой глядит на Ольгу Сократовну и Чернышевского. Выходит.

 

Явление 3.

Ольга Сократовна (вслед жандарму). Скотина!

Чернышевский. Голубушка, что он сделал?

Ольга Сократовна. Ничего не сделал. Только намёки разные! Он, видите ли, образованный, твою книжку читал. И про свободу женщины тоже. Вот и вообразил себе, что со мной – всё можно, раз я такая свободная!

Чернышевский. Как можно всё было так превратно истолковать! Я с ним должен поговорить!

Ольга Сократовна. Поговоришь ещё! Лучше со мной поговори… А мне с ним приходится быть милой, а то вообще сюда не доедешь!.. Теперь, после того, как нас одних оставил, всю обратную дорогу будет со своими намёками приставать. Сейчас ещё и назад вернётся?

Чернышевский. Это не скоро. Ссыльные поляки его так напоят… Крепкий народ! Удивительно, на что люди тратят своё здоровье! И ведь не объяснишь, только смеются…

Ольга Сократовна обводит взглядом обстановку, обходит комнату.

Ольга Сократовна. Как же ты здесь живёшь?

Чернышевский. В общем-то, не хуже, чем в любом другом месте. Не хватает только тебя, детей и хорошей библиотеки. А в остальном…

Ольга Сократовна. Как будто, этого мало! Что же тогда остаётся из остального?

Чернышевский (притрагивается ко лбу). Остальное – здесь. Чаем и табаком я обеспечен, а ведь мне, в сущности, больше ничего не нужно. Мне даже удалось сэкономить и купить тебе небольшой подарок.

Ольга Сократовна. Подарок? Здесь? Опять посвящение к новой книге?

Чернышевский роется в ящике и достаёт шкурку лисы.

Чернышевский. Вот… Лисий мех… Очень тёплый. Сделаешь воротник – в таком не замёрзнешь…

Ольга Сократовна. Ты с ума сошёл? Сколько же он стоит? Ты же, наверное, все деньги потратил!

Чернышевский. Здесь это совсем не так дорого, как в столице.

Ольга Сократовна (обнимая Чернышевского). Спасибо!.. Осторожно, не испачкай его! У тебя руки в чернилах!

Чернышевский. Я, как всегда, такой неловкий…

Чернышевский вытирает руки об одежду. Ольга Сократовна любуется мехом.

Ольга Сократовна спохватывается, убирает мех, подходит к Чернышевскому.

Ольга Сократовна. У нас совсем мало времени. Скоро, говорят, дороги так развезёт, что по ним не проедешь.

Чернышевский. Да, это здесь не редкость. Тогда тебе и твоему сопровождающему пришлось бы задержаться на пару месяцев. Ему это точно не придётся по вкусу…

Ольга Сократовна. Знаешь, а давай я притворюсь больной, и останусь! То-то жандарм взбесится!

Чернышевский. (Радостно) Остаться?! (Рассудительно) Что ты, голубушка! Здесь очень нездоровый климат, а у тебя слабое здоровье. Заболеть здесь чем-то серьёзным – почти наверняка умереть. И подумай о наших детях!

Ольга Сократовна. Но как же ты здесь, без меня? Здесь так неуютно…

Чернышевский. Обо мне не беспокойся, я привык…

Ольга Сократовна. Но, что же мы? У нас совсем мало времени!

Чернышевский и Ольга Сократовна садятся рядом на кровать. Свет постепенно гаснет.

 

Явление 4.

Свет зажигается. Одновременно с этим в дом вваливается пьяный жандарм, он едва стоит на ногах. Чернышевский и Ольга Сократовна сидят в тех же позах.

Жандарм подходит к ним, кладёт раку на плечо Чернышевскому.

Жандарм. Отойдём, нужно поговорить!

Ольга Сократовна. Без меня?

Жандарм. Это мужской разговор!

Чернышевский и жандарм отходят в сторону.

Жандарм (громким шёпотом). Послушай! Хочешь отсюда бежать?

Чернышевский. А даже б если и хотел?

Жандарм. Я могу тебе помочь! Только тсс! (прикладывает палец к губам, оглядывается).

Чернышевский (насмешливо). От кого ж нам здесь скрываться? Или кто-то из нас троих доносчик?

Жандарм (отмахиваясь). Да ни в том дело!

Чернышевский. А в чём же?

Жандарм. Я помогу тебе бежать, а ты мне уступишь свою жену!

Чернышевский (тихо, насмешливо). А она-то знает?

Жандарм. Ещё нет! Но у нас всё склеится; я ведь женщин по глазам вижу.

Чернышевский. Моя жена – свободная женщина, поэтому только она сама решит, оставаться ли со мной или уйти к другому… А что до побега – меня потому сюда и поместили, что бежать отсюда некуда; здесь можно только медленно гнить.

Жандарм. Ну, что ж, как хочешь! А я на обратном пути посмотрю, что скажет… свободная женщина!

Чернышевский (про себя). Несчастный человек! И ведь не объяснишь…

Жандарм заваливается на лавку и храпит. Чернышевский и Олька Сократовна снова садятся рядом, свет гаснет.

 

Явление 5.

Свет зажигается. Постаревший, ещё более обросший Чернышевский один сидит за столом, пишет, проговаривает написанное.

Чернышевский. Голубочка, не повторяй больше таких путешествий, не подвергай себя трудностям! Если встретишь хорошего человека, которого полюбишь, откажись от меня!

За дверью раздаются мужские голоса. Чернышевский с надеждой оборачивается к двери. В дом входит Винников в мундире.

Чернышевский. Чем обязан? Не хотите ли с дороги чая?

Чернышевский встаёт, начинает возиться с чайником.

Винников. Благодарю, не откажусь. Имею к Вам поручение от генерал-губернатора.

Чернышевский. Интересно, чем же моя скромная персона так привлекла его внимание?

Винников. Прежде всего, не нуждаетесь ли Вы чём-либо?

Чернышевский, наливает стакан чая, жестом приглашает Винникова за стол, даёт ему стакан. Винников садится, прихлёбывает чай.

Винников. Благодарю!

Чернышевский. Пожалуй, кроме свободы я здесь ни в чём не нуждаюсь. И Вы проскакали триста вёрст, чтобы меня об этом спросить?

Винников. Имею и другое, более важное поручение.

Чернышевский. С него бы и начинали. Люди часто забывают о самом важном за разными пустяками.

Винников достаёт бумагу и протягивает Чернышевскому.

Винников. Не угодно ли прочесть и дать мне ответ в ту или другую сторону?

Чернышевский берёт бумагу, читает. Винников пьёт чай, при этом, не отрываясь, смотрит на Чернышевского.

Чернышевский. Вы предлагаете мне просить помилования?

Винников. Дело почти решённое. Если подпишите, через пару месяцев будете дома.

Чернышевский (в процессе речи прохаживается. Начинает говорить с сомнением, но потом обретает уверенность). Благодарю. Но, видите ли, за что же я должен просить помилования? Это вопрос. Мне кажется, что я сослан только потому, что моя голова и голова шефа жандармов Шувалова устроены на разный манер, а об этом разве можно просить помилования? Так что благодарю Вас за труды. От подачи прошения я положительно отказываюсь.

Чернышевский кладёт бумагу на стол. Винников вскакивает, опрокидывая стакан. Подхватывает бумагу, стряхивает с неё капли.

Винников. Вы с ума сошли? Вам предлагают свободу, а Вы отказываетесь?

Чернышевский. Не такой ценой.

Винников. Подумайте! Всего одна подпись! Вы могли бы жить в городе, не в столице, конечно, но и не в этом гиблом месте. Писать свои статьи. Быть рядом с женой, с детьми, наконец!

Чернышевский (задумчиво). С женой… Я предупредил её о своей будущей судьбе, когда она за меня выходила. Думаю, она бы меня не поняла, если бы я подписал это прошение.

Винников. Так, значит, отказываетесь, Николай Гаврилович? Такие предложения не повторяют. Рискуете остаться здесь навсегда.

Чернышевский (твёрдо). Положительно отказываюсь.

Ванников. Ну, что ж! Я сделал всё, чтобы Вас переубедить.

Чернышевский. Я это оценил.

Ванников. Буду просить вас, Николай Гаврилович, дать мне доказательство того, что я Вам предъявил поручение генерал-губернатора. В противном случае, какой нормальный человек поверит в Ваш отказ!

Чернышевский. Расписаться в прочтении?

Ванников. Да, да, расписаться.

Чернышевский. С готовностью.

Чернышевский присаживается к столу и пишет, проговаривая написанное.

Чернышевский. Читал, от подачи прошения отказываюсь. Николай Чернышевский.

Винников берёт бумагу, перечитывает её, прячет.

Винников. Странный Вы человек, Николай Гаврилович!

Чернышевский. Уж какой есть. Смею Вас заверить, скоро таких, как я, станет больше.

Винников. Едва ли… Благодарю за чай, честь имею откланяться!

Винников подходит к двери, сухо, официально кивает.

Чернышевский. Счастливого пути!

Винников. А Вам – счастливо оставаться! (в сторону) Удивительный человек!

Винников выходит.

Чернышевский некоторое время ходит по комнате, потом садится за стол, закрывает лицо руками.

Чернышевский. Прости, Оля! Простите, Саша с Мишей!

Свет гаснет.

 

Явление 6.

Кабинет губернатора. За столом сидит губернатор, перед ним стоит Винников.

Губернатор. Этот упрямец не согласился. Но всё равно… В столицу решили, что держать его здесь не только не имеет смысла, но даже вредно… Не стоит создавать ему ореол мученика.

Винников. Осмелюсь доложить, даже здешние ямщики про него легенды рассказывают. Был, дескать, у царя самый главный генерал и сенатор, Чернышевский, стал выступать за народ, вот царь его и сослал.

Губернатор. Вот именно! Не надо вредных слухов. Получено указание на перемещение Чернышевского под надзор полиции в Саратов, с тем, чтобы по пути следования не делалось ему каких-либо оваций. Поедете с ним, проследите.

Винников вытягивается.

Губернатор. Чернышевский пока ничего не знает?

Винников. Никак нет! Думает, что его куда-то переводят. Его уже дважды переводили…

Губернатор. Прекрасно! Доставьте его ко мне в кабинет!

Винников щёлкает каблуками, выходит.

 

Явление 7.

В кабинет губернатора входят Винников и непрезентабельно, но тепло одетый Чернышевский.

Чернышевский с любопытством и удивлением оглядывается по сторонам.

Губернатор встаёт из-за стола, идёт к Чернышевскому.

Губернатор. Поздравляю, Николай Гаврилович, Государь Император Вас помиловал.

Чернышевский непонимающе смотрит на губернатора.

Винников (Чернышевскому). Николай Гаврилович! Вас помиловали.

Винников тормошит Чернышевского за плечо.

Чернышевский (растерянно). Меня? Меня? Как же так? (Поворачивается к Винникову, берёт его за лацканы). Это наверное так? Это не шутка?

Винников. Не шутка.

Губернатор (строго). Государевым именем не шутят!

Губернатор кивает Винникову, тот достаёт бутылку и бокалы, наливает два бокала вина. Губернатор даёт ему знак налить третий.

Губернатор. Теперь вы свободны.

Губернатор и Винников поднимают бокалы.

Губернатор. За свободу!

Винников. За свободу!

Чернышевский. Простите, я не пью, это вредно для разума. (Чернышевский неуверенно смотрит на бокал). Хотя, за свободу… За свободу!

Чернышевский берёт бокал, залпом его выпивает, морщится, закашливается.

Винников подхватывает у Чернышевского бокал, губернатор хлопает Чернышевского по спине.

Чернышевский. Свобода… Значит, я скоро смогу увидеть жену, детей…

Чернышевский снимает очки, вытирает слёзы. Губернатор и Винников смущённо отворачиваются.

Чернышевский. Свобода…

Губернатор кашляет, отходит к окну. Винников осторожно ведёт Чернышевского к двери. Чернышевский бессвязно повторяет: «Свобода… Оля…»

В дверях Чернышевский останавливается и поворачивается к Винникову.

Чернышевский (тихо, насмешливо). Надо бы губернатору-то рубль, что ли, за вино отдать...

Винников. Вы с ума сошли! (толкает Чернышевского к выходу). (В сторону) Что за странный человек!

 

Действие 5

Саратов. Домик Чернышевских. (За окном хорошо бы разместить какие-нибудь узнаваемые детали из первого действия). Постаревший Чернышевский, обложенный книгами, что-то пишет за столом. Постаревшая Ольга Сократовна перед зеркалом накладывает косметику.

Ольга Сократовна. Долго нам ещё ждать следующего перевода?

Чернышевский (не отрываясь от рукописи). До конца недели, не больше.

Ольга Сократовна. И почему тебе не могут оплатить всю работу сразу? Они же знают, что ты их не подведёшь.

Чернышевский (усмехаясь). Быть может, боятся, что я умру. Или опять попаду в Сибирь… Вполне разумно.

Ольга Сократовна. Знаю я, чего они боятся, слышала, что твой Пыпин говорил!

Ольга Сократовна сердито швыряет кисточку, с помощью которой занималась макияжем. Чернышевский откладывает перо и поворачивается к Ольге Сократовне.

Чернышевский. И что же?

Ольга Сократовна (повышая голос). Они считают меня мотовкой, вот что! Боятся, как бы я сразу всё не растратила!

Чернышевский. Я ему напишу! Будь снисходительной, он просто не знает тебя так, как я!

Ольга Сократовна (тихо, смирившись). Да всё он знает! Ты меня двадцать лет не видел, а у него я перед глазами. Они, твои друзья, умные, образованные, добрые, я вижу, – а я дура, необразованная, злая!

Ольга Сократовна отворачивается, аккуратно смахивает слезинки, чтобы не повредить макияжу.

Чернышевский. Не говори так! Лучше меня тебя никто не знает. Ведь я вижу тебя настоящую… Жаль только, что это не относится к детям, моё знакомство с ними ещё очень слабо. Они приехали сюда людьми совершенно незнакомыми мне. Приехали незнакомые к незнакомому и уехали почти незнакомые от почти незнакомого…

Ольга Сократовна. Они тобой гордятся… Погоди немного, вам нужно привыкнуть друг к другу…

Чернышевский. Успеть бы… У меня не так много времени…

Ольга Сократовна. Не говори так! У нас ещё много времени впереди, теперь, когда ты здесь! Хочешь, я сейчас никуда не пойду и останусь с тобой?

Чернышевский (порывисто, радостно). Хочу ли я?! (спокойно, рассудительно) Иди, развлекись, потанцуй, это полезно для здоровья. Нельзя целый день сидеть дома.

Ольга Сократовна. А ты так и делаешь целыми днями. И даже ночами…

Чернышевский. Я – это другое дело… Я, между прочим, несмотря ни на что, ещё сохранил способность по целым месяцам работать изо дня в день, с утра до ночи, не утомляясь... (задумчиво) Хотя, по большому счёту, работа переводчика в некотором роде унизительна для моих знаний и интеллекта. Но, что делать? Свои собственные мысли я смогу публиковать ещё не скоро, если вообще смогу…

Ольга Сократовна идёт к двери, нерешительно останавливается, оборачивается к Чернышевскому.

Ольга Сократовна. Может, пойдёшь со мной?

Чернышевский. Мне за книгами лучше… Я вообще странный человек… Иди, а я ещё немного поработаю.

Ольга Сократовна. Ты особенный человек… (вздыхает) Ну, как хочешь!

Чернышевский. Иди. А за меня – не беспокойся.

Ольга Сократовна подбегает к Чернышевскому, порывисто обнимает его и целует в макушку. На некоторое время они так и застывают, обнявшись.

Ольга Сократовна уходит. За сценой слышен мужской голос, называющий её Оленькой и её смех. Чернышевский некоторое время смотрит ей вслед, на дверь, а затем поворачивается к залу.

Чернышевский. Странное дело любовь! Вот я уже старик, а по-прежнему люблю её, как в первый день… Странное дело!

Чернышевский склоняется над бумагами.

Занавес.